Досье Нинель
Митрофановой
СВОБОДА СЛОВА
ИЛИ НЕДЕРЖАНИЕ РЕЧИ?
Тяжело заболела Наталья Гундарева.
Замечательная актриса, эффектная женщина, яркая
личность - в расцвете сил и таланта, полная надежд
и планов. Тишина зрительного зала, обычно
взрываемая в спектаклях с ее участием громом
аплодисментов, внезапно продолжилась затяжным
безмолвием реанимационной палаты. И это уже не
импровизация режиссера. Не автором пьесы
установленный диагноз. Не очередное
перевоплощение на сцене.
Когда такое случается с человеком, чей облик и
чье творчество знакомы миллионам, любимы
миллионами, то людей не покидает ощущение, будто
беда пришла в их семью, в их дом. Неудивительно,
что все газеты и телеканалы, радиостанции и
интернетовские издания сообщили о болезни
актрисы. Поразительно другое - в какой форме, с
какими подробностями изложили событие некоторые
из них.
Из их сообщений узнаем, что (извините за
вынужденный пересказ) поставленный актрисе
диагноз - инфаркт мозга - практически всегда
заканчивается летальным исходом. Впрочем, на
этот счет высказывается и другое мнение -
последнее-де слово за судьбой: актрису «ждет либо
смерть, либо полная парализация». А одна
выходящая в Интернете газета каким-то образом
произвела даже математический расчет с
точностью до десятых долей: «Вероятность того,
что Гундарева, если выживет, навсегда останется
парализованной - 99, 9 процента». И, наконец, видимо,
для того чтобы развеять последние сомнения
относительно того, что худшие прогнозы могут не
сбыться, другое издание подкрепляет их
«неотразимой» ссылкой на мистическое совпадение:
«Наталья Гундарева лежит без сознания на той
самой кровати, где четыре года назад, в начале
июня, умирал Женя Белоусов».
Это пишется, напомню, о живом человеке. О том, у
кого есть семья, друзья, близкие. У кого есть,
наконец, он сам. Есть, а не был - какую бы
будущность ни сулили ему «проницательные
гуманисты»... Ну, а если все написанное почерпнуто
из авторитетных источников, добыто путем
нелегкого журналистского поиска? Могу ли я
утверждать, что в приведенных цитатах есть хоть
одно слово неправды? Не могу. Не знаю. И не хочу
знать. Надеюсь, что есть. Поскольку не хочу верить
в безнадежность. Не хочу, чтобы над лежащим без
сознания, но живым человеком бесновалась
похоронная команда. Есть такие слова, которые
интеллигентные, да и просто приличные люди в
определенных обстоятельствах не произносят. Не
спешат произносить. Боятся энергией изреченного
слова, дыханием сформулированного предчувствия,
каким бы выверенным оно кому-то ни казалось,
задуть свечу, что называется в народе - сглазить...
Ради чего, с какой целью приводятся все
немилосердные подробности? Помочь человеку?
Мобилизовать для этого общественное мнение?
Лишний раз доказать, что в наше время вездесущая
«четвертая власть», для которой все меньше
неосвоенных пространств и неприступных
личностей, найдет ходы и в отделение реанимации
института Склифосовского? В очень уж
неподходящий момент беремся мы искать ответы на
эти вопросы. Подождать бы лучших времен. Но
именно обостренная трагичность ситуации слишком
уж наглядно обнажает весьма существенный изъян
современной прессы. Сообщаются-то все
подробности, как говорится, просто так, ни для
чего, без всяких задних мыслей. Вообще без всяких
мыслей. Читателя просто ИНФОРМИРУЮТ. Чтобы знал,
был в курсе.
С некоторых пор с легкой руки новых хозяев
наиболее влиятельных старых и новых СМИ,
открывших, как они сами в том уверяют нас, некие
новые горизонты перед отечественной
журналистикой, возникло модное поветрие -
журналисты-де должны лишь информировать
общественность, доносить голую правду до
потребителей производимого ими «продукта».
«Правда и ничего, кроме правды» - таково, кажется,
кредо, которое, на словах, по крайней мере,
исповедуют теперь все СМИ. Формулировка только
выглядит безупречной. Поскольку таит в себе
существенную незавершенность мысли. Ибо кроме
«правды», как выясняется, должно быть и кое-что
еще - умение ее выразить. А это предполагает
наличие того нравственного чувства, без которого
и трижды достоверные факты могут выглядеть диким
и бесчеловечным поклепом. Не сталкиваемся ли мы с
чем-то подобным и в данном случае? Бросая тень на
всю журналистику новейших времен, не дает ли этот
факт повод думать, что даже более несомненную
правду можно доверять лишь тем, кто умеет с нею
обращаться?
Кажется, многие всерьез поверили, что проще
правды ничего нет... Их не разубедили даже
титанические усилия «разгребателей грязи»,
пытающихся найти подлинную правду о чеченской
войне или о трагедии «Курска». Правду между тем
никогда не стоит путать с очевидностью. Когда
коллеги упрекали Левитана в том, что природа на
его полотнах предстает излишне умиротворенной,
не как в жизни, он отвечал - но вы же не пишете
портрет генерала в то время, когда у него болит
зуб, хотя это вроде бы было «как в жизни»...
Не всякий и самый бесспорный факт должен
становиться объектом публичного внимания - в
этом суть. Выбор - всегда нравственная проблема.
Определенно, свобода слова, избавив журналистику
от множества прежних пороков, сохранила, а то и
приумножила в ней мощный заряд
безнравственности. Теперь - вроде бы более
добровольной, чем раньше. Раньше о многом
умалчивали по одним причинам, теперь ни о чем не
могут промолчать - по другим. Причем чаще - как бы
из лучших побуждений. Из похвального в принципе
желания быть первым. Первыми оповестить СВОЕГО
читателя о том, что ему хочется знать. Но каждому
ли читателю стоит идти навстречу? Может, с иным,
думая о собственной репутации, лучше бы не
назначать свиданий, не иметь ничего общего?
Должна ли печать отвечать и невзыскательным
вкусам или должна вкусы формировать?
Почему сегодня даже руководители так называемых
солидных изданий склоняются к мысли, что и этим
СМИ для большей популярности не повредит немного
«желтизны»? То есть нужна как бы разная правда. И -
о разном. В разной расфасовке и разного качества.
И не всегда, если по совести, - пунктуально
правдивая. Сойдет иной раз и второсортная,
удешевленная, слегка подмоченная, а то и бывшая в
употреблении - «правда для бедных». Все чаще под
«правдой» понимается лишь то, на что «клюнет»
читатель. Его вкусы программируются, под них
подделываются.
Продажность, между прочим, - это не только когда
тебя покупают. Но и когда ты покупаешь,
подкупаешь, расчетливо пытаясь заарканить и
первого встречного. Читателя, в том числе...
Правдой второго сорта, которой - не бывает.
А теперь вернемся на мгновение к тому, с чего
начали. И выразим надежду, пусть даже вопреки
всему на свете, что все обойдется. Болезнь
закончится, как самый тяжелый спектакль. Кто-то
верно заметил: надежда умирает последней, хотя и
она не бессмертна... Но не дай Бог никому спугнуть
надежду. Может ли быть грех страшнее?
Альберт ПЛУТНИК, "Общая газета"
Статью читала Нинель МИТРОФАНОВА |